Художник Петр Киновский несколько лет работает в воронежском магазине комиксов «Книжки с картинками». Он рисует так, будто его карандаш подключен напрямую к подсознанию. Эти работы – взрыв цвета, абсурда и провокации, где Воронеж превращается в сюрреалистичный лабиринт, а герои говорят языком улиц. В интервью «VRN Граду» он рассказал, почему комиксы – это не «для детей» и как классика вдохновляет на графические эксперименты.
– В магазине представлены комиксы, над которыми ты работал?
– Нет, этих уже нет. В основном это был самиздат – такие вещи быстро заканчиваются. Выпускаются малыми тиражами. Да и те комиксы были... скажем так, веселые, 18+. Что-то вроде пробы пера в формате графических историй.
– А есть мечта создать не просто отдельный комикс, а целую серию с узнаваемым персонажем?
– Каждый автор комиксов мечтает о собственной серии. Но подходы бывают разными. Одни, как в Америке, создают бесконечные франшизы вроде «Человека-паука». Другие предпочитают законченные истории – сделал одну книгу, высказался и поставил точку.
Лично я склоняюсь ко второму варианту. Работа над серией может надоесть, да и успех не гарантирован. В индустрии комиксов авторы часто попадают в ловушку: их проект не закроют после первого выпуска, но могут свернуть на пятом.
– В России же комикс-культура только формируется?
– Ну, формально она существовала еще в середине прошлого века. Русские эмигранты за границей рисовали комиксы, а в СССР это не приветствовалось. По-настоящему активным это направление стало только в конце 80-х. А сейчас... Сложно сказать. Жанр долгое время считался «несерьезным», детским. Сейчас, кажется, наоборот – стал нишевым, почти андеграундным.

– У тебя очень узнаваемый стиль – яркий, немного «психоделический», с элементами уличной культуры. Как ты к нему пришел?
– Через заимствования у разных художников, комиксистов, современных авторов. Мне, например, часто говорили про Турбена – питерского художника. Во многом я начал рисовать, вдохновившись его работами. Они простые, но яркие. Потом это как-то переплелось с комиксами, и пошло дальше... Открыл для себя множество независимых авторов, не самых известных, и тоже что-то у них подмечал, заимствовал, адаптировал под себя. Этот процесс продолжается до сих пор – все меняется. Я не считаю, что уже нашел тот самый стиль, в котором можно окончательно осесть. Еще ищу, экспериментирую – и это нормально. В общем, все довольно динамично: беру отовсюду – из того, чем занимаюсь, что меня вдохновляет. Сейчас, например, на меня сильно влияют комиксы. Раньше больше нравилось современное искусство – что-то брал оттуда, из граффити, муралов.
– Какая сейчас воронежская арт-сцена? Кто из местных художников тебе интересен?
– Сцена очень разнообразная, и это здорово. Есть даже своеобразные центры притяжения – места, где все собираются. Можно назвать их центрами концентрации творческой энергии. Из художников мне особенно близки те, кто работает в наивно-примитивистской манере. В первую очередь это Аня Аксенова. И конечно, Илюша Половина – он просто крутой. Если говорить о классиках – то это легендарный Миша Добровольский.
– У тебя есть художественное образование?
– Нет, я самоучка. Полгода ходил в художественную школу – и все. Но сколько себя помню, всегда рисовал. Не то чтобы каждый день, но когда хотелось – садился и рисовал. Бывало, забрасывал, потом снова возвращался. Так с детства и идет – то загораюсь, то откладываю. Мне нравится, когда работы выглядят немного несуразно, по-детски. В этом вся прелесть. Не в идеальной перспективе или анатомии.

– А когда именно пришел к комиксам?
– Недавно. В 2022-м впервые что-то нарисовал. Пару стрипов (лента из 2-4 кадров, выстроенных в ряд – прим. ред.) нарисовал для сборника – по просьбе друга. Тогда же плотнее познакомился с альтернативной комикс-культурой. И понял: вот оно, то, что мне близко. Собственно, с этого все и началось. Хотя сейчас меня привлекает не столько сам комикс как формат, сколько обложки, иллюстрации, визуальный язык. Мне не хватает усидчивости для длинных проектов – быстро надоедает ограничиваться одним жанром или серией. Когда осознаешь объем работы – столько всего нужно нарисовать, такая ответственность. Если бы был внешний заказчик, возможно, это подстегивало бы. Но когда ты сам себе ставишь задачи, проще все забросить, чем довести до конца. Да, желание действительно угасает.
– Ты работаешь в смешанной технике (традиционной и цифровой) или придерживаетесь какого-то одного метода?
– Для меня важнее не техника, а инструментарий. Да, я совмещаю: обычно делаю наброски и основу традиционными материалами – карандашом, линерами и тушью, а цвет и ретушь добавляю уже в цифре. Это стандартный подход. Кто-то предпочитает полностью цифровой процесс от начала до конца. Другие делают все вручную, используя компьютер только на финальном этапе. Сейчас без цифровых инструментов работать трудно, но всегда найдутся ретрограды, которые обходятся без них. Лично я придерживаюсь золотой середины – 50/50. Ручная графика плюс обработка в Photoshop.
– Воронеж часто появляется в твоих работах, но в неожиданных интерпретациях. Что для тебя родной город? Муза, фон или что-то большее?
– Когда в историях важно показать город и его жителей, а события происходят именно здесь – тогда Воронеж становится полноценным персонажем. Таким же значимым, как и главные герои. Город как живой организм – это самое ценное, что можно передать в комиксе. Если же нужна просто статичная локация – не обязательно использовать именно Воронеж. Можно взять любой другой город. Когда я делал зины (любительское малотиражное периодическое или непериодическое издание – прим. ред.) про Воронеж, про улицы – там принципиально было показать город живым. При этом он не обязательно должен быть фотографически точным. Главное – передать его дух, найти ту самую деталь, по которой узнается Воронеж. Это работает с любым городом – важно ухватить его атмосферу, его вайб.

– Какие темы тебе особенно близки и постоянно исследуешь?
– Меня всегда интересовал внутренний мир человека – как он воспринимает окружающую действительность. Это исследование человека во всех его проявлениях – и внутренних, и внешних. Когда создаешь персонажа, ты неизбежно вкладываешь в него часть себя.
Чтобы персонаж казался живым, ты наделяешь его своими чертами. Хотя это не значит, что если ты создаешь убийцу, то сам им являешься. Важно уметь ставить себя на место персонажа. Здесь помогает бэкграунд – фильмы, комиксы и мультфильмы. Можно анализировать и систематизировать этот опыт, раскладывая все по полочкам. В какой-то мере это действительно собирательный процесс. Здесь комикс ближе к кино. Все принципы драматургии, которые работают в кино, применимы и в комиксах. Мы используем тот же визуальный язык, с той лишь разницей, что в комиксе можно играть со временем – растягивать или сжимать его, делать монтажные склейки.
– Расскажи, как с чего начинается работа? Сначала появляется эскиз или сразу воплощаешь идею в готовый образ?
– Раньше я творил спонтанно, но сейчас подход стал более осознанным. Каждую работу приходится буквально «вынашивать». Теперь без тщательной подготовки не обходится. Процесс выглядит так: сначала возникают идеи. Затем я выбираю одну и развиваю ее в историю. Потом пишу черновик сценария – эту привычку сохранил с юности. После этого перечитываю, редактирую, делаю постраничные наброски. Работаю одновременно с текстом и визуальными образами, снова все пересматриваю и корректирую. Только потом создаю эскизы страниц и, наконец, чистовой вариант. По правде говоря, этапов создания произведения может быть бесконечно много, процесс можно углублять и совершенствовать постоянно. Но самое прекрасное – когда все уже четко сложилось в голове, и ты не думаешь о том, понравится ли это кому-то. Вот это состояние: когда творишь, не оглядываясь на чужое мнение, не гонясь за признанием – самое ценное. Такая внутренняя свобода – это и есть самое крутое в творчестве, особенно на начальном этапе.

– Какой самый необычный материал, с которым доводилось экспериментировать в работе?
– Недавно пробовал работать с углем – вне контекста комиксов. Уголь всегда был для меня загадкой. Всю жизнь рисовал обычными карандашами, но этот материал открыл новые возможности. Им гораздо интереснее создавать текстуры. То же самое с другими плотными материалами вроде соуса (карандаш – прим. ред.) – это действительно увлекательно. Главное – почувствовать, как меняется результат в зависимости от нажима, от того, как поведешь материалом по бумаге, от фактуры самой бумаги или подложки. Это целый мир возможностей.
– Бывает, что работа не получается – что делаешь в таком случае? Бросаешь или переделываешь?
– Оставляю и возвращаюсь позже. Со временем приходит новый опыт, и тогда можно реализовать замысел так, как изначально хотелось.
– Расскажи о своем опыте коллабораций с музыкантами и брендами. Какие проекты запомнились больше всего?
– В основном я делал обложки для альбомов – и для воронежских, и для питерских музыкантов. В Питере у меня есть постоянные партнеры, с которыми сотрудничаю. В Воронеже чаще делал афиши и альбомные обложки для местных исполнителей. Например, работал как дизайнер на фестивале Jungle Gig. Хотя, честно говоря, даже не знал о таком фестивале до этого. Это ежегодное мероприятие, посвященное инди-музыке. В прошлом году там выступал «Альянс» – настоящая легенда, можно сказать, «откопали дедов». Я занимался всем дизайном для фестиваля.

– Если бы у тебя была возможность реализовать любой проект без ограничений – финансовых, временных, любых – что бы ты сделал?
– Совсем без ограничений? (смеется) Тогда, наверное, какую-нибудь псевдоэлитарную безумную штуку. Но не просто комикс – целый арт-объект. 500 страниц абсолютно непонятной, но осмысленной чуши. Для меня это было бы своеобразным творческим билетом в вечность. У многих культовых авторов – Мура, Ходоровски – все творчество построено на этом: полу-юнговские, полу-фрейдистские штуки, которые бьют прямиком в подсознание. Вот полностью отдаться этому потоку. В общем, дайте мне неограниченный бюджет и пару лет – я сделаю нечто эпическое.
– Что для тебя главное в искусстве? Самовыражение, диалог со зрителем или что-то другое?
– Если говорить о визуальном искусстве – для меня на первом месте именно визуал, а не поиск скрытых смыслов или концепций. Важна эстетика, особый визуальный язык, который ведет диалог со зрителем. А все остальное – идеи, подтексты – это уже вторично. Искусство может быть разным, но для меня отправная точка – всегда визуальное высказывание.

– А внутренний критик мешает? Вот нарисовал вечером, а утром смотришь – и все не нравится?
– У меня обычно наоборот: в процессе работа кажется слабой, а после перерыва – уже ничего так. Но да, критик всегда есть, и из-за этого я не самый продуктивный автор – многое переделываю, а то и вовсе уничтожаю. Может, поэтому меня и не тянет на выставки – не чувствую, что мои работы должны где-то висеть.